Первое задание было будто специально придумано, чтобы лишить новую работу в его глазах романтического ореола. В этот день он почувствовал себя грузчиком, тягловой лошадью, а никак не Рэдриком Шухартом. Под палящим солнцем они сначала демонтировали, а потом грузили деревообрабатывающие станки. Но Саша и не ожидал никакого героического флера. Он вышел из возраста, когда риск манит.
А на следующее задание его внезапно не взяли, и Александр уже подумал, что на нем поставили жирный крест.
Антон Караваев устроился поудобнее в жестком кресле. Это было задание особой важности, так им сказали. Настолько особой, что взяли на него одних «стариков».
Они ехали в самое пекло. Советский район, а за ним и Первомайский, остались позади. Уже пять минут они ехали по территории Октябрьского, по улице Большевистской — хотя бы условно. С одной стороны, не всегда можно было разобрать, где начинается дорожное покрытие, с другой — машина в нем не нуждалась. Под гусеницами хлюпала грязь, поскрипывали обломки. Давление на грунт у машины было небольшим, и бетон и кирпич выходили из-под нее неповрежденными, несмотря на ее массу. Но не тела. Хорошо, что кроме как в кабине, окон у нее не было.
Водитель, имевший опыт управления такими машинами, уверенно вел аппарат в двух километрах от того места, где произошел наземный взрыв. Там, где до сих пор стояли воды Обского моря, ставшего гигантским болотом.
Антон посматривал то в боковое окно, то через лобовое стекло, и видел, что пару минут назад они миновали Сибречпорт. Иногда они в течение долгих минут плыли, не чувствуя под собой почвы. Один раз почти полчаса двигались по зыбкому грунту, колышущемуся как кисель. Это, наверно, была бывшая парковая зона, где не было асфальта и обломков зданий, придававших почве определенную твердость. Можно было подождать до конца октября, когда схватятся дороги, но вездеходам-амфибиям было все равно, равно как и сопровождавшей их БМП, а задача отлагательств не терпела.
Боевая машина пехоты, сопровождала безоружные вездеходы по худо-бедно населенным пригородам, не оставила их и в самом городе.
Поисковики знали, что на окраинах Новосибирска долго цеплялись за жизнь несколько десятков тысяч семей, которые не ушли, даже когда город покинула последняя волна беженцев. Всего волн было три. Во время первой люди спасались от радиации и огня сразу после удара. Второй поток беженцев начал истекать из города к двадцатому дню, когда стало по-настоящему холодно и голодно. Главными направлениями эвакуации были юг и юго-запад — Бердское шоссе и трасса К-17р соответственно. После этого город обезлюдел процентов на девяноста пять. Третья волна началась, когда растаял снег, и пришли наводнения, болезни… и вернулась радиация.
Во время первой волны еще пытались пользоваться транспортом, вторая и третья были почти исключительно пешими. Назад не вернулся никто, потому что возвращаться было некуда.
Антон видел их пару раз — крадущиеся тени крадущиеся вдоль стен. Он гадал, кому было хуже — им или тем, кто ушел в лагеря беженцев. Чьи кости лежали под снегом, обглоданные одичавшими собаками или людьми.
Местные были неопасными и относительно мирными, если их не трогать. Еду эти бедняги добывали, роясь в развалинах, да шерстя по покинутым квартирам и магазинам центральной, наиболее пострадавшей части города. Но селиться предпочитали на порядочном удалении — по той прозаической причине, что в центре человек не мог преклонить голову, не опасаясь ночью быть погребенным обвалившейся кровлей или замурованным в подвале обвалившимися лестничными маршами.
Правда теперь, год с лишним спустя, исчезли и они, поэтому встреч с людьми они не ждали. Но на всякий случай подготовились.
Как только они въехали на территорию Новосибирска, ощущение того, что кто-то, затаившийся за пустыми окнами, провожает их взглядом, начало покалывать его. Но, оказывается, и к этому чувству можно привыкнуть, как к жужжанию мухи.
До войны Антон обошел это город вдоль и поперек, после нее прошел его дважды насквозь, минуя только эпицентр. В первый раз это было сразу после того, как его часть разнесло то, что могло быть только крылатой ракетой. Теперь вернулся сюда, но уже не как свободный бродяга-мародер, и двигало им не сорочье желание притащить в нору что-нибудь блестящее. Теперь у него, как и у всех остальных, была важная миссия.
Он посмотрел через лобовое стекло, которое одно нельзя было закрыть свинцовой заслонкой, где в свете фар проплывал безликий ландшафт. Когда-то этот был деловой район. Теперь и у них здесь дело, не терпящее отлагательств. Огромные бизнес-центры и жилые дома, по улицам Сакко и Ванцетти и Шевченко — до тридцати этажей и выше, которые как грибы после дождя продолжали возникать и после кризиса, когда-то доминировали над зданиями советской застройки. Теперь их было трудно распознать в уродливых утесах, поднимавшихся из грязевого моря. Напрямую они решили не срезать — слишком угрожающе выглядели эти холмы, под которыми были похоронены десятки тысяч людей. Офисные здания в субботу днем были почти пусты, а вот жилые дома наверняка были настоящими могильниками.
Заблудиться среди них было легко, и после летних дождей они могли находиться в состоянии неустойчивого равновесия. Ход тяжелых машин мог вызвать сход с них настоящих лавин, и они об этом помнили. Наверно, именно поэтому водитель решил продолжить движение вдоль берега.
Тщетно вглядываясь в покрытое разводами стекло, Антон не увидел ни Коммунального моста, ни метромоста. Похоже, гикнулись.